Генеральный директор АО «МЕТАКЛЭЙ» Сергей Штепа принял участие в подкасте Анатолия Чубайса "Наносвод".
Инновационный материал нужно не только создать, но и продать. В новом выпуске «Наносвода» Анатолий Чубайс и генеральный директор компании АО «МЕТАКЛЭЙ» Сергей Штепа обсуждают, как инвестору и технологическому предпринимателю в гармонии пройти путь от стартапа до выхода на рынок с самыми смелыми идеями. Было бы желание, а наноматериал можно добыть даже из глины!
Елена Тофанюк: Сегодня мы говорим с генеральным директором компании «Метаклэй» Сергеем Штепой. Сергей, добрый день.
Сергей Штепа: Здравствуйте.
Елена Тофанюк: На сайте компании «Метаклэй» сказано, что она занимается «производством инновационных полимерных композиций на основе наносиликата». Нормальный человек, мне кажется, в этом мало что поймет. Можете рассказать, что это такое и зачем нужно?
Сергей Штепа: Постараюсь сейчас в двух словах объяснить, что это такое. При производстве своих композиций мы используем наноматериалы. Наноматериалы — это очень маленькие частицы того или иного вещества. В нашем случае это обыкновенная глина, которая называется бентонитом, достаточно широко распространенная в природе. Мы ее специальным образом обрабатываем. После обработки размеры частиц глины становятся совсем маленькими. И эти маленькие размеры позволяют нам менять свойства материалов. На сегодняшний день у нас основной материал — полиэтилен, который синтезируют на крупных заводах из природного газа. Газ называется этан. Свойства этого полиэтилена стандартные. А нам удалось с помощью наночастиц изменить этот материал и придать ему совершенно другие свойства.
Елена Тофанюк: Анатолий Борисович, а Вы почему обратили внимание на этот проект?
Анатолий Чубайс: Да, собственно, потому, о чем говорит Сергей Вячеславович. Дело в том, что бентонит, или монтмориллонит, еще одно название этой группы — это уникальный природный слоистый минерал. Слои этого минерала очень малых размеров, меньше ста нанометров. А это, что называется, наш размерчик. Это наноразмерный материал. Но дело не только в самих слоях, а в том, что именно в силу такой уникальной природной конструкции у него очень большой спектр самых разных сильно проявляющихся свойств. Это там сильнейший абсорбент, он впитывает в себя влагу — и не только влагу. Это катализатор, он способен ускорять реакции, в том числе химические. Он обладает высокой адгезией, приклеивает материалы, с его помощью можно изготавливать специальные клеи для склеивания стекла с линолеумом, даже пищевые упаковки можно делать. Короче говоря, уникальные свойства природного материала — это основа, от которой нужно было стартовать. А поскольку, где мы там мы находимся, в Карачеве, Сергей Вячеславович, правильно я помню?
Сергей Штепа: Совершенно верно, Анатолий Борисович.
Анатолий Чубайс: Да. Карачев. А рядом там месторождение, так?
Сергей Штепа: Да. Там близко, не в самом Карачеве, а недалеко от него, в 120 километрах.
Анатолий Чубайс: Значит, есть возможность там добывать и там же попытаться придать ему тот набор свойств, который нам нужен. Я, кстати, помню, что когда мы начинали с Сергеем, сначала долго бились над тем, что, собственно, мы хотим сделать. У нас был целый спектр вариантов, начиная от подкладок под рельсы (между рельсами и шпалами есть подкладка, у которой довольно сложные свойства: она должна, с одной стороны, смягчить удар, а с другой стороны, должна быть очень прочной), и заканчивая изоляторами для кабелей, помните, мы разбирались? Пока мы не пришли к идее покрытий, к трубам. У этого материала может быть очень много разных применений, если научиться с ним обращаться. Ответ на ваш вопрос короткий. Почему мы за это взялись? Во-первых, есть исходный природный наноматериал, а во-вторых, есть Сергей Вячеславович Штепа, без которого мы бы точно не справились. Мы увидели, что есть реальный технологический предприниматель, который готов со стартапа, из ничего, из нуля появиться, вложить свои деньги, собрать команду и довести эту историю до серийного бизнеса. Это нечасто получается, но в случае с Сергеем Вячеславовичем получилось.
Елена Тофанюк: А какой экономический эффект могут нести эти разработки, как они могут поменять жизнь простых людей, поменять экономику?
Анатолий Чубайс: Наверное, с Сергея Вячеславовича лучше начать.
Сергей Штепа: Люди не могут увидеть реальную работу «Метаклэя», но мы принимаем участие в поставках газа и электричества, которые приходят в дома россиян. Анатолий Борисович сказал, что мы не добрались до кабеля, но до кабеля мы все-таки добрались, и все крупные холдинги работают с нами. И делаем мы не стандартные композиции, а очень сложные, которые до нас в основном поставлялись из-за рубежа. Сегодня мы освоили эту технологию и многие позиции делаем у себя на предприятии, и не из импортных составляющих, а из наших, российских. «Газпром» является поставщиком полиэтилена, из которого мы делаем продукцию. Хотя работа нашего предприятия для конечного потребителя невооруженным глазом незаметна, мы участвуем в очень важных проектах. Например, вся «Сила Сибири» сделана из нашей изоляции. Причем эта изоляция не стандартная — мы придумали совершенно новый продукт, называется «монослойное покрытие», которое не имеет аналогов в мире. Компания Borealis, с которой мы брали пример, сейчас гонится за нами и пытается сделать такое же монослойное покрытие.
Елена Тофанюк: Я надеюсь, Вы запатентовали?
Сергей Штепа: Да, у нас все запатентовано. Большое спасибо Анатолию Борисовичу: когда мы начинали действительно бизнес с нуля, в чистом поле, РОСНАНО большое внимание уделяло и корпоративному праву, и авторскому. Было обязательное условие менеджмента РОСНАНО: все, что мы делаем, проходит через патент.
Анатолий Чубайс: Я немножко добавлю, Елена. Вы спрашиваете, могут ли люди увидеть? Это нормальный, естественный вопрос. В философском смысле все, что делает экономика на земном шаре, в конечном итоге попадает к людям. Но если с философского уровня опуститься на реальный, то известно, что все бизнесы делятся на B2B и B2C, бизнес для бизнеса и бизнес для конечного потребителя, консьюмера. «Метаклэй» и большинство наших проектов, за что нас часто ругают, это B2B, производственная продукция, которую потребляют другие бизнесы. А вот другой аспект, о котором сказал Сергей Вячеславович. Что такое технологический инвестор? Теоретически Штепа мог бы взять, например, кредит в банке (это очень сложно и малореалистично для такого бизнеса, но предположим, что взял бы). Взял кредит и взял; вернул — вернул, не вернул — значит, залоги отдал. Это не тот функционал, который нужен технологическому предпринимателю уровня Штепы. Технологическому предпринимателю нужен партнер — технологический инвестор. Что такое технологический инвестор, в чем его функция? Не только в том, что он деньги дает, а в том, что он такой вредный, противный (как вот мы примерно), он, соответственно, влезает в корпоративку и содействует тому, чтобы ее всерьез строили, чтобы были внятные процессы, совет директоров, собрание акционеров и т.д. Он влезает в бюджетирование в обязательном порядке и содействует его отстаиванию. Он содействует, прежде всего, защите интеллектуальной собственности, о чем было сказано. Он помогает разобраться с конкурентной средой. С вышеупомянутым Borealis, если называть вещи своими именами, мы два года воевали в очень сложной среде металлургов, прежде чем сумели прорваться. Вот это и есть технологический инвестор. Функционал Штепы и его команды, прежде всего, состоит в том, чтобы создать. Придумать и начать создавать. А наш функционал — помогать, содействовать, поддерживать. Именно поэтому миноритарные акционеры — это фундаментальная вещь. Мы не претендуем на контроль, контроль — у технологического предпринимателя, но мы помогаем ему теми компетенциями, которые у нас есть. Мало того, мы, если все в порядке и даже если не в порядке, в конце концов, свою долю продаем. Вот я, например, не знал про кабель. Потому что это уже было после нас. При нас мы занимались только темой под названием «покрытия». А потом бизнес вышел в плюс, мы продали свою долю. У нас прекрасные товарищеские отношения, но при этом бизнес встал на ноги, он продолжает двигаться без нас, а мы вырученные средства реинвестируем в новые проекты.
Сергей Штепа: Хотел добавить к словам Анатолия Борисовича, что очень важно было умение РОСНАНО организовать правильные площадки. У РОСНАНО были соглашения с ПАО «Газпром», с «РЖД». Но наиболее удачным для нас стало сотрудничество на площадке РОСНАНО — ПАО «Газпром». Мы увидели, что наша продукция реально востребована, что у нас нет крупных промышленных российских групп конкурентов. Единственными нашими конкурентами были западные поставщики. И регулярные встречи РОСНАНО и «Газпрома» позволили убедить руководство «Газпрома», что мы действительно это можем сделать, при этом «Газпром» не вкладывал ни копейки. Только на аттестацию нашей продукции мы затратили порядка 200 млн рублей. Для молодой компании, которая только начинает свою деятельность, это были колоссальные деньги. И мне удалось уговорить Анатолия Борисовича, что это действительно правильный шаг, и без него нам дальше будет очень трудно продвигаться.
Анатолий Чубайс: Я добавлю. Немного надо раскрыть то, о чем сказал Сергей Вячеславович. Кажется, просто: мы «Газпрому» сказали, и «Газпром» поверил.
Елена Тофанюк: Это не так просто, мне кажется.
Анатолий Чубайс: Да, это было не так просто. Как раз роль «Газпрома» реально была очень позитивной (я об этом скажу), но картина гораздо более сложная. Почему? Потому что мы вместе с Штепой приходим в «Газпром» к Алексею Миллеру, который проводил совещание, и говорим: «Послушайте, мы можем сделать покрытие на магистральные трубы, которое будет лучше мирового». Он может поверить, может не поверить. Но дальше — по технологической цепочке. «Газпром» сказал: «Да, нам интересно». Но «Газпром» не изготавливает трубы и покрытия, их изготавливают металлурги и трубопрокатчики. У металлургов и трубопрокатчиков покрытия давным-давно есть. Есть и поставщик мирового класса, Borealis — это одна из крупнейших компаний в мире. У них отлаженные связи, технологические стандарты, порядок сдачи, приемки, оплаты, кредитования; выстроена гигантская система с несколькими крупнейшими российскими трубопрокатными заводами, которые занимаются трубами большого диаметра. И тут приходим мы со Штепой и говорим: «Ребята, а вот теперь возьмите, пожалуйста, наше покрытие». «А зачем нам ваше покрытие?». «Ну, как же? А вот Миллер сказал, что вам нравится». «Мало ли, что Миллер сказал. Давайте испытывать». «Ой, что-то у нас испытания не очень, как-то нам все не нравится, все у вас плохо. До свидания, гуляйте». И вот это повторялось неоднократно. Самыми важными, я считаю, были две вещи. Первое — это абсолютно убежденная позиция «Газпрома», что им это нужно. «Газпром» реально хотел импортозамещения. Он не на уровне бюрократической отчетности, а всерьез бился за то, чтобы появился российский поставщик. И второе, им было ясно, что нам есть что предложить, потому что если бы в итоге покрытие, которое делал «Метаклэй», не конкурировало бы, было бы хуже по параметру цена/качество, мы бы никуда не пробились. И то мы года два бились. Через Министерство экономического развития, Минпром; десятки совещаний, таможенную политику. Это целая баталия была, которая закончилась тем, что в один прекрасный момент ко мне пришел очень известный хозяин крупной трубопрокатной компании и сказал: «Чего вы хотите?». Я говорю: «Да немного совсем. Просто надо, чтобы Штепа поставлял вам свою продукцию». «Ну, хорошо, ладно, только типа отвяжитесь от нас. Мы согласились». Там такие размены были… Но в итоге удалось убедить металлургов в том, что они должны замещать Borealis, и это было результатом серьезной долгой работы.
Сергей Штепа: Хочу сказать, что наш труд не пропал зря. В 2014 году после определенных политических событий ввели жесткие санкции, и если бы не было российского продукта, то компания Borealis могла объявлять любые цены, и с ней бы согласились.
Елена Тофанюк: То есть вы, на самом деле, смогли пробиться только из-за санкций, да?
Сергей Штепа: Нет, не из-за санкций, это благодаря работе Анатолия Борисовича и Алексея Борисовича. Я даже помню случай, когда Алексей Борисович собирал глав всех трубных заводов после совещания с РОСНАНО и, чтобы показать серьезность своих намерений, говорит: «Штепа, зайдите ко мне в кабинет, у меня к Вам есть отдельный разговор». При этом сидели господин Мордашов, акционер «Северстали», господин Седых, акционер «УМК», господин Пумпянский, акционер «ТМК» и господин Комаров. И все поняли, что «Газпром» не шутит. Это все благодаря встречам РОСНАНО и «Газпрома».
Анатолий Чубайс: Елена, Вы не уловили, с санкциями вот что. Сергей говорит, что все виды санкций поехали тогда, когда мы все уже сделали, уже пробились и пошли серийные поставки. И если бы мы не сделали этого, вот тогда трубопрокатчики могли бы легко оказаться в ситуации, когда привет: тех не поставляют, а своих нет, начинай с нуля, а это на пять лет задача.
Сергей Штепа: Это как сейчас крыло отказываются поставлять на наши новые самолеты, вот такая же ситуация могла быть. И все бы развели руками. А мы с Анатолием Борисовичем это сделали.
Елена Тофанюк: Мне вот интересно, Анатолий Борисович, Вы сказали: «Да я малость такую хочу: пусть поставляет», а вот как в деньгах «малость» измеряется? Это миллиарды долларов или как?
Анатолий Чубайс: Это вопрос к Сергею. Я помню, как мы долго бились за то, чтобы выйти хотя бы на первые 500 млн рублей продаж, потом мы с трудом добрались до миллиарда. Когда мы выходили, какие были годовые продажи? Сергей Вячеславович, напомните.
Сергей Штепа: Когда мы только выходили, годовые продажи не превышали 500 млн рублей. Выручка по прошлому году — 10 млрд рублей.
Анатолий Чубайс: Вот вам и ответ. В 20 раз рост.
